Лаптев Георгий Владимирович

Информация:

- Георгий, ваше актерское призвание было очевидным для близких?

- Да, с самого детства. Маленький, я надевал какие-то балахоны, папины рубашки, которые были мне велики, включал кассету с записями Эннио Морриконе или другой инструментальной музыки, и что-то у меня в душе происходило. Периодически мама подглядывала за моими творческими порывами. Она и отдала меня в театральную студию в Доме пионеров, где моей первой ролью стал Профессор в "12 месяцах". В студиях, где я занимался, во мне развили любовь к театру, искусству, культуре. И когда я решил поступать в театральный институт, меня поддержали в этом все. Конечно, боясь и переживая, с разговорами про блат. Но я, зажмурившись, кинулся во все это и поступил в Щепкинское театральное училище. В Щепке ощущалась невероятная атмосфера - дружелюбная, творческая. Попав туда, я почувствовал, что из одного дома перешел в другой. Мне кажется, чувство меня не подвело.

- Щепка готовит артистов определенного профиля, дает классическую выучку...

- Наша мастерская обучает школе, профессии. Спасибо педагогам - они предлагали разнообразный материал, открывали во мне новые возможности. Сдавая экзамен по актерскому мастерству, играл Дворецкого, Билла Старбака в пьесе "Продавец дождя" Ричарда Нэша и Язона в "Медее" Жана Ануя - абсолютно не похожие друг на друга роли! Актерская природа ленивая, ее надо постоянно будоражить. С Гребенщиковой несколько суток торчали на моей первой фразе из "Медеи": "Куда ты?" Все было не то и не так. Оказалось, дело не в интонации, а в смысле, стоящем за словами. Это и есть школа.

- Вы тогда осознавали, что эта профессия эфемерна: не приносит богатств, требует колоссальной отдачи, а лучшая награда - понимание - приходит очень редко?

- До поступления все мне об этом говорили. Бабушке покойной даже само слово "артист" не нравилось. В детстве так обзывают: "Вот артист какой!" Это что-то легкомысленное. А я искал и ищу другие смыслы в профессии. В ней сегодня сбиты ориентиры: есть уровень "свободы", которая рождает безответственность, безалаберность. Помню, в дипломном спектакле я играл главную роль в пьесе Гольдони - Филиберта, отца единственной дочери, которую он очень любит. Он устраивает ее свадьбу с не любимым ею человеком, и она убегает. Это комедия положений, поэтому переживания героя смешны до слез. А я решил финальную мизансцену - потерю дочери - сыграть всерьез. В зале ничего не понимали: почему вдруг ком к горлу подкатывает? В тот момент я почувствовал не только то, что решение финала верное, но и что актерство - это власть: я иду по сцене, и люди мысленно идут вслед за мной. Что я сейчас скажу им, почему они должны именно на меня смотреть? Вот потому на нас лежит большая ответственность: нужно осознавать, к чему мы ведем зрителей.

Дело, которое мы делаем, - наше служение, оно воздействует на сердце. Я считаю, что театр - это храм и в нем много "со": сопереживание, сочувствие, соучастие. Здесь мы хоть немножечко можем быть вместе. Удивительно: большой зал, никто никого не знает, но одна тема начинает всех объединять.