Иванова Полина Владиславовна

Информация:

– Полина, вы лауреат «Золотой маски», благодаря персонажу, образ которого вы создали, «украсив» положительную героиню широченными черными бровями, шириной с усы, и вывернув наизнанку намерения автора пьесы…

– Всегда интересно открыть что-то свое в произведении, много раз уже поставленном. У Островского написано, что моя героиня – ангел. Но ведь сколько бы ни говорили о человеке, что он ангел, в нем обязательно есть какие-то изъяны. Особенно если он сам о себе так думает – в этом и есть его изъян. Людмила цепляется за это «звание», потому что ей в жизни пришлось тяжело, а хочется чувствовать свою значимость. С этой своей правильностью она иногда бывает чересчур навязчива. Для меня этот образ очень конкретен, я встречала таких людей – «правильных», которые совершенно не приспособлены для жизни среди реальных людей, впадают в грех осуждения – так же и моя героиня. Поэтому у меня она – перевертыш ангела. Мне кажется, задача соединения психологического театра – театра переживания – с живописью наиболее интересно решена именно в спектакле по Островскому. Там есть очень точная художническая форма. И при этом там есть разбор, психологизм, к этим персонажам можно подключиться, сопереживать. Это не просто гротеск.

– Свою первую главную роль в Лаборатории Крымова вы сыграли, когда учились на третьем курсе, – в спектакле «Смерть жирафы». Блестящий старт! Вас и при поступлении сразу оценили?

– Я приезжала поступать трижды! В первый год поступала только к Женовачу – мои знакомые актеры посоветовали именно к нему, ученику Фоменко, потому что для них Фоменко был богом (я тогда понятия не имела, кто они такие, даже не знала, кто такой Станиславский). Дошла до конкурса, слетела, вернулась домой в Екатеринбург, пыталась поступить там, – и тоже не поступила. Год вела продленку в экспериментальной школе, где недавно училась сама (и играла в театральном кружке с самого первого класса). На следующий год поступала уже везде, включая петербургские институты, – и уже не поступила нигде! Вернулась в Екатеринбург – там тоже в театральный институт не взяли, но поступила в училище культуры. Полгода вставала в шесть утра и отправлялась в училище – два с половиной часа в одну сторону, с пересадками. А на Новый год поехала к тем самым знакомым актерам в Нижний Новгород, где они работали в ТЮЗе. И осталась работать вместе с ними. За полгода сыграла в двух детских спектаклях и даже во взрослом – Джульетту!

– Жизнь налаживалась – куда же вы уехали от такой востребованности?

– Закончился сезон, а мне очень хотелось учиться! И все те же друзья прочли в газете, что Евгений Каменькович и Дмитрий Крымов набирают экспериментальный актерско-сценографический курс. Я подумала, что это настолько прекрасно, что – нереально. Я ведь всегда любила рисовать, придумывать какие-то странные сюжеты. Даже выбирала, куда поступать – в архитектурный или театральный. Подготовилась, наделала побольше этюдов, даже слишком – на конкурсе меня безуспешно пытались остановить. Каменькович был в приемной комиссии, когда я поступала в первый раз к Женовачу, и я слышала краем уха, что ему я тогда понравилась. Мне кажется, что он меня запомнил и на этот раз принял.

– Один из ваших курсовых спектаклей стал репертуарным – «Вера и велосипед». Вы там преображаетесь до неузнаваемости безо всякого грима, просто по Михаилу Чехову!

– Я делала, наверное, больше всех на курсе, потому что поверить не могла в такое счастье – возможность учиться! Старалась взять все, что могла. Трудоспособность – это опыт. А опыт так много дает! Чем больше делаешь, тем больше продвигаешься. А Веру я создала по заданию педагога, по фотографии – посмотрела, какой у нее взгляд,
попробовала косить, как она. Увидела, что у нее подбородок побольше, чем мой, – я выдвинула челюсть, подумала – как же можно говорить с таким подбородком? Попробовала говорить – получился легкий дефект речи – может, она так и разговаривала? Сделала прическу, как у нее. Просто попробовала надеть на себя ее тело, которое мне не свойственно. И пожить в этом теле. И тело подсказало характер девушки. Никакой гениальности – все по учебнику. Почти наблюдение. Но не за живым человеком, а за изображением.